На поверхности (Сборник рассказов) [СИ] - Анатолий Радов

Я улыбаюсь. Аппарат, который за считанные секунды может отправить тебя в любую материнскую утробу, в любой точке Вселенной, эти шутники называют «рогаткой».

— Куда? — спрашивает второй, с готовностью наклонясь над клавиатурой.

— Как обычно, на свою подшефную, — отвечаю я.

— С определённой судьбой? Кстати, теперь можем сделать тебя сисадмином.

Оба задорно смеются. Я улыбаюсь в ответ. Славные парни, с юмором.

— Да не-е, — говорю я, останавливаясь перед «рогаткой» и оборачиваясь. — Этого мне и тут хватает. Давай-ка попробуем писателем. всё работает, как швейцарские часики

Птеродактиль

Сегодня утром папа подарил мне маленького птеродактиля, сказав, что нашёл его на скалах. Но как он мог его там найти, если птеродактили именно на этих скалах и живут, а он ходил туда за их яйцами. Значит, он его не нашёл, а просто взял, хотя я думаю, большой разницы тут, конечно же, нет.

Птеродактиль очень забавный, хлопает крылышками и постоянно разевает рот, а во рту у него даже сейчас, когда он ещё такой маленький, есть острые зубы. Поэтому папа сказал, чтобы я не засовывала ему в рот пальцы. Мне стало очень обидно. Я сказала папе, что я уже взрослая, мне двенадцать лет и никакие пальцы я ни в какой рот засовывать не буду. Папа извинился, погладил меня по голове и снова ушёл.

Он отправился добывать мясо. Мясо он добывает при помощи ружья и очень часто говорит — слава мутировавшим птицам, что оно у него есть. Без ружья, конечно же, было бы очень плохо. Я это тоже понимаю.

Мама положила яйца в дальней комнате. Там прохладней и они дольше сохраняются. У мамы всегда испуганное лицо, когда наступает день охотника. Так этот день называет папа. В день охотника, а случается он тогда, когда заканчивается еда, папа берёт ружьё и сначала идёт к скалам за птеродактилевыми яйцами, а потом в лес, чтобы кого-нибудь подстрелить, а я в это время обычно или читаю, или пишу всякие разности.

На самом деле, кроме этого, то есть чтения и писательства, я больше ничем почти и не занимаюсь. Из дома выходить нам с мамой нельзя, потому что это очень опасно. Так говорит папа, а папа он очень умный и знает почти всё.

Мама иногда рассказывает, что папа очень большой учёный и даже обладатель каких-то там премий, хотя я не совсем понимаю, что это такое. Но когда мама рассказывает, я чувствую гордость за папу, а мама почему-то плачет. Она говорит, что из-за его лишнего ума это всё и случилось.

Но маму слушать я не очень люблю, потому что она рассказывает всегда одно и то же и мне уже не интересно её слушать. Я, конечно же, не говорю ей об этом, а терпеливо молчу и иногда киваю головой, когда она начинает рассказывать.

Папа же рассказывает всегда что-то новое, поэтому его я слушаю с огромным удовольствием. А когда он уходит охотиться, я читаю или пишу. Научил меня этому папа, и он всегда говорил мне во время уроков, когда я только училась набирать слова на эктоплазе, что я очень способная и очень-очень талантливая, и мне нравилось, когда он так говорил.

А когда он рассказывает, я порою и рот открываю, так всё интересно. Иногда бывает даже страшно. Особенно было страшно, когда папа рассказывал про мутировавших птиц. Он говорил, что в каком-то там году птицы мутировали и стали очень большими, и тогда мировое правительство раздало всем ружья, чтобы люди могли защищаться. Вот благодаря этому у нас и есть ружьё.

Мама говорит, что однажды папу выгнали с работы, за то, что он пошёл против начальства, и всегда при этом тяжело вздыхает, а иногда начинает снова плакать. Папа тоже рассказывал об этом, но он почему-то вёл себя совсем по-другому. Он то злился, то смеялся, и я злилась и смеялась вместе с ним, потому что папа очень заразительно рассказывает.

Мама говорит, что именно из-за того, что папу выгнали, он и стал делать эту чёртову штуковину прямо в доме. Он натащил всяких деталей и приборов и протянул по всем комнатам провода. Но я этого не помню, потому что мне было тогда всего два года.

Папа же говорит, что если бы его не выгнали, то он бы никогда не сделал то, что он сделал. Он говорит, что эта гениальная мысль пришла к нему тогда, когда он отстранился от вечной суеты, это слова папы, и наконец-то, обрёл достаточно времени для свободного и продуктивного мышления. Но когда он так говорит, он почему-то смотрит на меня с какой-то грустью и гладит по голове. А иногда повторяет по нескольку раз, что всё будет хорошо, и что он что-нибудь обязательно придумает.

Папа с мамой постоянно ругаются, а я всё слышу. Не потому что я подслушиваю, вот ещё, а просто потому, что они ругаются на повышенных тонах, это слова мамы, и между ними уже давно нет взаимопонимания.

Чаще всего мама ругает папу за то, что он затащил нас сюда, и что нужно было прежде всего думать о ребёнке(это обо мне), а не о своих гениальных дуростях. А папа кричит в ответ, что он сам не предполагал, что всё так получится.

Хотя я всё знаю и без этих ссор и криков. Папа мне всё рассказал. Он что-то там понял насчёт времени, и что-то там написал про это. Написанное он отнёс начальству в институт, но там над ним посмеялись. Тогда он стал делать машину времени дома. Он трудился целых два года, как раз с моего рождения и до того момента, когда мы провалились, это снова слова папы, во вневременное пространство и нас забросило сюда. Он говорит, что хотел попробовать перенестись в прошлое всего на пару лет, но что-то там пошло не так.

Теперь наш двухэтажный дом стоит на поляне в каком-то там периоде. Папа говорит, что, слава богу, что перенёсся весь дом. Здешние животные принимают его за холм и не пытаются разрушить. Правда в доме пришлось завешивать все окна, потому что однажды в одно из них заглянуло какое-то чудовище, и мама очень сильно испугалась. Она громко вскрикнула и упала в обморок, а потом, когда она пришла в себя, им пришлось окна завешивать. Всего этого я, конечно же, не помню, потому что мне было тогда всего два года и три с половиной месяца.

Именно поэтому мама всё время плачет. Ей здесь очень страшно и она хочет вернуться назад в наше время.

Папа говорит, что это в принципе возможно, но требует какой-то там энергии, которой у него пока не хватает. Он соорудил на крыше солнечные батареи, но того что они дают хватает только на его ноутбук, на котором он постоянно решает какие-то формулы, и на то, чтобы понемногу накапливать. Он сказал, что так — дело пшик, и что от батарей хватит только на волну и то если собирать лет двадцать. Сейчас уже есть почти до наших времён, так он называет время которое далеко впереди, но чем удалённее отсюда, тем больше нужно энергии на прохождение временной плотности. Да и какой смысл посылать сигнал туда, где нет никаких институтов и ещё не существует какой-то там науки. Так говорит папа. Он вообще очень много говорит об этом, когда мы ужинаем варёнными птеродактилиевыми яйцами. Если, конечно же, быть точнее, то ужинаем мы одним яйцом, после которого даже немного остаётся на завтрак.